|
 |
Сбербанк - это банк, который может все
Говорят, что в устах нового руководства Сбербанка прозвучала фраза: «Тот, кто смотрит в прошлое, - не имеет будущего». Едва ли этот афоризм переживет римскую классику: «Кто предупрежден – тот вооружен». О прошлом Сбербанка России вспоминает его первый президент Павел Жихарев. В эти дни ему исполняется 80 лет.
Досье Bankir.Ru. Павел Жихарев. В 1948-1952 годах - кассир-контролер Центральной сберегательной кассы № 5287 Свердловского района г. Москвы. В 1952–1954 годах - заведующий военно-физкультурным отделом Свердловского РК ВЛКСМ. В 1954-1968 годах - заместитель заведующего Центральной сберегательной кассы № 1569 Краснопресненского района г. Москвы, заведующий Центральной сберегательной кассы №1567 Сокольнического района г. Москвы, начальник контрольно-ревизионного отдела Управления Гострудсберкасс и госкредита Москвы, заместитель начальника, начальник Управления Гострудсберкасс и госкредита Москвы. В 1968–1987 годах - начальник Управления Гострудсберкасс и госкредита РСФСР. В 1987-1991 годах - председатель правления Российского банка Сберегательного банка СССР. В 1991-1993 годах - президент Акционерного коммерческого Сберегательного банка Российской Федерации
Павел Иванович Жихарев - кавалер орденов Дружбы народов, Трудового Красного Знамени и Знак Почёта, лауреат Почётной грамоты Президиума Верховного Совета РСФСР, Заслуженный экономист РСФСР. Среди наград Жихарева нет главной награды Сбербанка России - золотого значка. Нет даже серебряного. Нет и сбербанковской медали «За верную службу», вручаемую за 15 лет непрерывного стажа в системе... - Каким образом вы оказались на финансовом поприще? Насколько я понимаю, только что закончилось война и трудно было предположить, что перипетии того времени приведут 17-летнего мальчишку в сберкассу… - Дети, воспитанные на советских фильмах, встретили войну с энтузиазмом. Мы знали, что красная армия «от тайги до британских морей» всех сильней и воевать мы будем «на чужой территории малой кровью». Мой отец, воевавший еще с белофиннами, вместе со своим боевым товарищем, не ожидая повестки, добровольцем ушел на фронт. Мать плакала, меня удивила фраза отца при прощании: «Пропадёшь ты с ними». Она оставалась одна в незнакомом городе, без друзей и родных, без работы, профессии, образования, с тремя малолетними детьми. В Москву мы приехали только в 1940 году, а до этого жили в Орловской области в деревне. А летом 1941-го учеников московской школы, где учились я и мой младший брат Ваня, без родителей отправили в эвакуацию на в Рязанскую область в деревню Алёшкино. Мне было 11 лет. По дороге, сидя в телегах, мы пели о том, что «гремя огнём, сверкая блеском стали, Пойдут машины в яростный поход, Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин. И Ворошилов в бой нас поведёт!» Тогда же я увидел первый воздушный бой, в котором был сбит наш истребитель. Мы никак не могли поверить в то, что победил фашистский лётчик. Осенью 41-го нас отправили в Пермскую (тогда - Молотовскую) область. В деревне, куда нас привезли, мы, как и все, голодали. Завуч, которая вывезла нас в эвакуацию, где-то добыло много гречки. По утрам у нас был гречневый пирог, на обед гречневый суп, на ужин - гречневая каша, иногда с молоком. Один раз в день давали немного хлеба. Мы воровали что-то на частных и колхозных огородах, откапывали картошку и тут же в сыром виде её съедали. Но все равно – в основном была гречка. Прошло почти 70 лет, но гречку я с тех пор не ем… Ко всем бедам я заболел малярией и от усиленного лечения акрихином стал жёлтым как китаец. Только по возвращению в Москву осенью 1943 года болезнь прошла сама собой… Так детство в общем-то закончилось. В 13 лет передо мной стоял выбор – школа или ремесленное училище. В училище один раз в день кормили, а карточка на хлеб была уже не детская, а рабочая. Это стало решающим аргументом. В училище стал осваивать слесарное дело, уже через месяц нас поставили к станкам. Шла война, рабочих рук не хватало, поэтому мы работали под присмотром мастера слесарями на заводе «Красный пролетарий». Зимой мы сильно мерзли и ходили простуженные. Начальство обещало выдать бушлаты, но их не оказалось на складе. К тому же наша семья жила в сыром и холодном помещении котельной в Успенском переулке – был там закуток в восемь метров на пятерых. Под потолком крохотное окошечко. По стенам стекала вода. Да и работать приходилось в сырых и неотапливаемых подвалах. В результате я заболел туберкулезом. Почти год пролежал в больнице, спас меня врач, писавший диссертацию о роли свежего воздуха в лечении туберкулеза. Он взял меня в экспериментальную группу «своих» больных и фактически поселил в больничном саду. Даже зимой мы спали под открытым небом, закутанные в ватники. Зато я выздоровел, хотя в 16 лет стал инвалидом второй группы. После больницы меня отправили на полгода в Мисхор, в детский туберкулезный санаторий. Вернулся в Москву подлечившимся, хотя выполнять тяжёлую физическую работу уже не мог. Поэтому в 1948 году я устроился на работу в сберкассу на углу Старопименовского и Воротниковского переулков (сейчас на этом месте – офис портала Bankir.Ru – прим. Редакции). Поскольку мне не было 18-ти, я не мог быть материально ответственным, поэтому моя должность называлась ученик кассира. Получал сначала 480, а потом 550 рублей в месяц. Одновременно учился в школе рабочей молодёжи, а потом - на вечернем отделении Всесоюзного заочного учётно-кредитного техникума Госбанка СССР. Меня выбрали секретарем комсомольской организации гострудсберкасс Свердловского райкома. И как-то по комсомольской линии спустили указание подготовить в коллективе спортсменов-разрядников. Я неплохо, на уровне кандидата в мастера спорта, играл в шахматы, поэтому стал по вечерам учить молодёжь шахматным премудростям. Потом организовал турнир. По его результатам большому количеству моих подопечных присвоили пятый и четвертый спортивные разряды. Кстати, с возрастом тяга к шахматам не прошла. - Поэтому вы уходили в комсомольский райком заведующим военно-физкультурным отделом? - Да. Когда я принёс в райком партии отчёт, сколько у меня в сберкассах спортсменов-разрядников, там схватились за голову. Оказалось, что столько не набралось даже на передовом предприятии района - Тормозном заводе. Предложили мне перейти в райком комсомола - заведовать военно-физкультурным отделом. К тому времени я уже одновременно с работой заканчивал техникум. А как закончил - мне предложили должность заместителя заведующего сберегательными кассами Краснопресненского района. Но на новое место работы я вышел не сразу. На целине, куда я возил группы комсомольцев, я заболел тифом. А меня безуспешно лечили почему-то от пневмонии. Врачи никак не могли поставить правильный диагноз, поскольку тиф давно к тому времени стал редкой болезнью. Когда же я уже не мог двигаться и говорить, меня показали одному врачу - пожилой женщине, которая еще во время гражданской войны работала. Она сразу определила тиф, меня положили в Боткинскую больницу, так что вновь повезло. Выздоровел и вышел на работу. - Что представляли собой сберкассы в то время? - Во время войны развитие сберегательного дела в стране практически прекратилось. Оживила его денежная реформа 1947 года. Она была проведена с целью изъятия из обращения избыточного количества денег и замены новыми полноценными деньгами старых, обесценившихся за годы войны. Вклады до 3 тыс. рублей тогда обменивались один к одному. Тем, у кого на книжке лежало от 3 тыс. до 10 тыс. рублей за три старых рубля давали два новых. Если сумма вклада превышала 10 тыс. руб., то один новый рубль давали за два старых. За наличные 10 рублей давали только 1 рубль. Весь обмен провели за одну неделю. Деятельность сберкасс оживилась, хотя до 1962 года сберкассы совершали крайне ограниченный круг операций - принимали и выдавали вклады, продавали облигации внутрённего займа, а главное - технически обеспечивали подписку на государственные займы. Поэтому когда в 1957 году обязательные подписки на госзаймы отменили, роль сберкасс резко снизилась: у населения было слишком мало денег. Типовая сберкасса выглядела тогда так: вход, направо и налево от него вывески: «Приём сберегательных вкладов» и «Продажа облигаций». Коммунальные услуги население оплачивало в отделениях Коммунального банка. - А кто и как тогда работал в советских «банках»? - Сотрудники сберкасс, особенно кассиры, в то время получали просто символическую зарплату. Никто к нам идти не хотел, работать было некому. Моему начальнику часто звонили из сберкасс и докладывали, что не могут открыться, поскольку все сотрудники либо болеют, либо уволились. Заведующий не хотел решать эти вопросы и только орал: «А я тут причём? У меня в кармане для вас сотрудников нет. Как хотите, так и выкручивайтесь». В результате людям приходилось работать без выходных и сверхурочно. Я стал думать, что можно сделать. Ввёл систему поощрений - давал отгулы. В конце того же 1954 года к нам в управление на совещание зашла начальник городского управления сберкасс Анна Андреевна Рублевская. Ей понравилось, как мне удалось организовать работу. А поскольку я был кандидатом в члены партии, да ещё и со специальным образованием, она предложила мне занять должность заведующего Центральной сберегательной кассой Сокольнического района Москвы. Меня не утверждали полтора месяца. В исполкоме говорили, что я ещё пацан, всего 24 года. Не хотели учитывать даже то, что я уже поступил на вечернее отделение Всесоюзного заочного финансового института по специальности «Финансы и кредиты». Там я написал курсовую работу «О новых подходах к развитию сети сберегательных касс». По решению ректората её сделали учебным пособием, а мне рекомендовали собирать по этой теме материал для диссертации. Помню городские совещания, которые мне приходилось посещать. Там я выглядел белой вороной - в зале сидели солидные люди в возрасте от 50 до 70 лет, лишь я был такой молодой. В 1959 году меня назначили начальником ревизионного отдела Управления сберкасс Москвы, а в 1961 году, в 31 год я стал заместителем начальника Гострудсберкасс России. - Именно в те годы сберкассы начали заниматься коммунальными платежами? - Да, до 1959 года в СССР существовала система коммунальных банков, которую возглавлял Центральный коммунальный банк. Через них население платило за коммунальные услуги. В апреле 1959 года коммунальные банки ликвидировали, а их счета и операции передали Госбанку. Он открыл отделения для приёма квартплаты, но их не хватало и люди подолгу стояли в очередях. В 1962 году начальник Ленинградского городского управления Гострудсберкасс Бизюков через Ленинградский обком КПСС направил в ЦК КПСС письмо с предложением передать приём коммунальных и других мелких платежей из Госбанка в систему сберкасс. Однако союзное руководство Гострудсберкасс встало на дыбы. Мол, сейчас мы имеем дело с солидными «богатыми» вкладчиками, а если к нам хлынут толпы «простого народа», в сберкассах сразу появится много грязи, очереди и мы увязнем в мелких операциях вроде штрафов за хулиганство, налогов на телевизоры и выдачи велосипедных номеров (были такие велосипедные налоги в то время и их сбором занимались коммунальные банки). Меня как заместителя начальника Российских гострудсберкасс послали в Ленинград разбираться, а вернее - отбиваться от «ненужных» инициатив. Более высокое начальство связываться с Ленинградским обкомом, который возглавлял секретарь ЦК КПСС Спиридонов, побоялось. Мне приказали: «Уговори Бизюкова, чтобы отозвал своё предложение». Рассчитывали, что получится моя миссия – хорошо, а провалится - в моём лице найден козёл отпущения. Бизюкову было за 60. Опытный человек, он предложил для начала отложить разговор, спросив: «Ты был раньше в Ленинграде?» «Нет, первый раз», - ответил я. «Тогда поехали, покажу его достопримечательности», - предложил Бизюков. Повёз меня в Пенаты, в дом-музей Репина. Бизюков оказался прекрасным дипломатом и по дороге сбил мой агрессивный настрой. Не торопясь, стал объяснять, ради чего всё затеял: «Чтобы развиваться, нам нужно расширять количество услуг, это же прописная истина. Сейчас мы ничто. Подумаешь – «храните деньги в сберегательных кассах»! А тут нашими клиентами станут миллионы людей, всё население СССР. Авторитет и роль сберкасс резко возрастут, с нами начнут считаться местные органы власти, руководство страны». В результате я зажёгся его идеей и в докладной записке я поддержал идею расширения функций гострудсберкасс. Предложение обкома было принято. Конечно, приписывать себе решающую роль в этой революции было бы неправильно, но и без меня она бы, скорее всего, тогда не свершилась… В 1963 году сберегательные кассы передали в ведение Госбанка. А руководство решило отомстить мне за «предательство»: меня сняли с должности и понизили до первого заместителя начальника управления Гострудсберкасс Москвы. Правда, сохранили персональный оклад. В то время управляющим Московской городской конторы Госбанка СССР был Дмитрий Васильевич Махов. Вскоре начальник московского управления гострудсберкасс Борис Николаевич Степанов скончался от рака. Махов настоял на моей кандидатуре. Так в 1964 году я стал начальником управления Гострудсберкасс и госкредита Москвы. Тогда процесс расширения функций сберкасс пошёл полным ходом. Решение об упразднении коммунальных банков сыграло судьбоносную роль в развитии сберегательного дела в стране. Нашими клиентами стало практически всё население страны, а Гострудсберкассам передали все помещения приходных касс коммунальных банков. Вступив в должность, я активно подключился к преобразованиям - не хотелось работать по старинке. Начал с того, что создал ведомственный ремстройучасток - прообраз будущего управления капитального строительства, а также службу автоматизации, которую сейчас называют службой IT, и собственную инкассацию. Сегодня это трудно представить, но ничего из перечисленного в Советском Союзе до моего прихода не было и в помине. Наладить строительство мне помог старший инженер управления Демиховский. Открывать городскую сеть машинно-счётных станций с огромными машинами - главный бухгалтер управления Ванслов. Он был знатоком своего дела, хотя и человеком со странностями. Например, на совещаниях часто спал и при этом умудрялся не падать со стула. Когда же ему неожиданно предоставляли слово, он тут же вставал и докладывал всё чётко и по теме. Ванслова подтачивала какая-то болезнь, поэтому он мог работать в день всего часа три-четыре. Именно он успел много сделать для того, что бы в Москве в системе Гострудсберкасс появилась первая машинно-счётная станция - настоящий вычислительный центр. Раньше такие были только в системе Госбанка. Это было огромное помещение, стены которого были обиты звукопоглощающими картонками с отверстиями. В нём стояли табуляторы и туда со всех районных сберкасс свозили перфокарты для обработки. - А инкассация как создавалась? - До моего прихода она была в системе Госбанка, он заключал договор с какой-нибудь городской автобазой, оттуда по вызову в сберкассы присылали обычные легковые машины. Такой должности как инкассатор вообще не существовало, мешки с деньгами возили кассиры. В то время преступлений, связанных с ограблением банков, практически не было, поэтому руководство Госбанка не задумывалось над проблемой безопасности. Поэтому инкассацию я тоже создавал с нуля. Все инструкции по инкассации и образцы сопроводительных документов показал Махову. Он брал каждый бланк, внимательно изучал, спрашивал, где его печатают, кто его выдаёт и получает, какую функцию он выполняет, сколько хранится и в какой архив сдаётся. Таков был стиль его руководства - он вникал в проблему целиком. Он изучил мои предложения, всё понял и дал добро. Нам выделили полуподвал в Хрустальном переулке и несколько старых аварийных «Волг». Так появился отдел инкассации городского управления сберкасс. Был случай, когда из одной такой раздолбанной машины при езде повалил чёрный дым, и её остановили гаишники. Они попытались снять с машины номера, требовали её списать и отвезти на свалку. Я ездил к милицейскому начальству, сказал, что в задержанной машине мешки с миллионами - не на трамвае же их везти. Милиция оживилась: «Что за миллионы? Откуда?» Приходилось удовлетворять их любопытство. Немногим лучше были и другие машины. Мне просто повезло, что за время работы не случилось ни одного нападения на наших инкассаторов и вообще обошлось без происшествий. Криминальный мир не успел догадаться, какая легкая добыча ждёт их в наших ветхих «Волгах»… Я был молодой, рисковый, и сейчас, конечно, не стал бы развертывать такую бурную деятельность, был бы более осторожен. - Осторожен? Был риск? - Тогда мне рассказали о печальном примере бывшего начальника главного управления Гострудсберкасс СССР Петра Антоновича Четверикова. В августе 1937 года, когда ему было 34 года, его арестовали и отправили строить Норильск. После смерти Сталина Четверикова освободили, в 1954 году реабилитировали и восстановили в партии. Он вернулся сначала в Стройбанк СССР, а потом стал начальником Главного управления сберегательных касс СССР и членом коллегии Минфина СССР. В 1975 году Четвериков вышел на пенсию, но до горбачевской перестройки продолжал работать ведущим консультантом правления Госбанка СССР. Я подробно останавливаюсь на личности Четверикова, потому что его объявили врагом народа за то, что он якобы сознательно тормозил развитие сети агентских сберкасс. Дело в том, что со сталинских времен до начала моей реформаторской деятельности сберегательное направление развивалось в одном направлении - через расширение агентской сети. В СССР тогда было лишь около 8 тыс. сберегательных касс, в которых работали штатные работники нашей системы, а агентств было 29 тыс. На каждом предприятии или в учреждении - заводе, НИИ, колхозе, конторе - либо бухгалтер, либо кассир по совместительству исполняли обязанности сберегательного агента. За это им доплачивали какие-то копейки. Они принимали и выдавали вклады. Даже на каждой почте сидел работник, который наряду с продажей марок и конвертов был своего рода мини-сберкассой с соответствующей печатью. Эти агенты пользовались кассой своего учреждения - например, заводской. По мере необходимости сдавали туда деньги и оттуда же брали. Казалось бы, удобно. Но на деле - сплошная фикция. Если человеку удалось накопить солидную сумму, он ни за что не понесет её бухгалтеру предприятия, на котором работает. Об этом узнают коллеги, и начнут завидовать и злословить. Поэтому большие деньги хранили в сберкассах. Бухгалтер же для выполнения плана уговаривал работника положить к нему хотя бы рублей пять или десять. А если кассир предприятия уходил в отпуск или заболевал, до его появления на рабочем месте получить свои кровные было невозможно. Наконец, агентства создавали благодатную почву для массового воровства. Сотрудник открывает счёт, бухгалтер выдаёт приходный ордер и заводит карточку. После этого спокойно кладёт деньги себе в карман. Если клиент придёт за ними, бухгалтер возьмет их с чужого счета и отдаст. Не все же вкладчики приходят одновременно. Проверку в виде сличения счетов провести невозможно - агентов сотни тысяч. Когда я работал в московском управлении, мне часто звонили из российского и просили поехать в какой-нибудь далекий край разобраться, куда делись деньги вкладчиков. На хищениях я собаку съел. Однажды в поселке Акбулак Оренбургской области украли больше 100 тыс. рублей. По тем временам баснословная сумма. Люди требуют свои деньги, а их нет. Оказалось, работник почты сама решила открыть там агентство и сама себя назначила его агентом. Повесила над своим рабочим местом бумажку с надписью «Сбиркасса» - через букву «и». Сберкнижек у неё, естественно, не было, так она просто завела амбарную книгу, где клиенты расписывались в сдаче денег. Больше никаких документов не выдавала. И вот однажды приходят вкладчики - денег в кассе нет. Тогда они обратились в районную сберкассу, а там говорят, что в поселке Акбулак у них своей точки нет. Инициативную даму арестовали. Это типичный случай. Поэтому, когда меня назначили руководителем городского управления, я тут же закрыл все агентства. Сдал годовой отчёт, раздаётся звонок: «Тут у вас ошибочка вышла. Вы забыли упомянуть об агентствах». Объясняю: «Я их закрыл». «Как закрыл?» - удивляются вышестоящие товарищи. Что тут началось! Ведь существовала генеральная линия на развитие агентств, якобы занимающихся пропагандой сбережений среди населения. Мой бывший начальник А.А. Лыскович, который уже ушёл на пенсию, при поддержке «группы товарищей» написал письмо на имя Хрущёва. Моё предложение по упразднению агентств он назвал «антинародным, ведущим к подрыву советского сберегательного дела». Мол, мы, коммунисты, столько лет создавали сеть, а один волюнтарист-пацан пришёл и всё разрушил. Хрущёв наложил резолюцию: «Проверить». Меня вызывают в ЦК КПСС для объяснений. У работника, которому поручили мной заниматься, я спросил: «Знаете ли вы, сколько рядом с вами сберкасс?» Он уверенно ответил: «Ни одной». «Ошибаетесь, говорю. - Четыре: в ЦК ВЛКСМ, в артиллеристской академии, в Минчермете и ещё где-то (сейчас не помню) находятся агентские кассы. И ни в одну из них нельзя с улицы попасть и положить в них деньги!» Аргумент оказался сильным. А тут еще в октябре 1964 года Хрущева сместили и партийному начальству стало не до письма. - Насколько я знаю, тогда сенсацией, как сказали бы сейчас, стала ваша статья в журнале «Деньги и кредит»... - Было такое дело. Незадолго до назначения на должность начальника столичного управления я написал статью, где предлагал все то, что позже осуществил. Ее на рецензию отдали члену редколлегии начальнику главного управления Гострудсберкасс СССР П.А. Четверикову. Я не сомневался, что он, как пострадавший за правое дело, меня поддержит. Но не тут-то было. Петр Антонович неожиданно заявил, что такую статью печатать категорически нельзя. Я обратился за поддержкой к ответственному секретарю редколлегии, доказывал свою правоту. Она пошла к главному редактору Митрофану Михайловичу Титареву. Главред попытался поговорить с Четвериковым, но тот продолжал стоять на своём. Тогда редактор пошёл к председателю правления Госбанка СССР А.А. Посконову и получил от него добро на публикацию. И статья была напечатана. Кстати, после этого Четверикова вывели из состава редколлегии, а меня в неё ввели. Но, как ни удивительно, в дальнейшем мы подружились с Петром Антоновичем и встречались, даже когда он ушёл на пенсию. Статью напечатали более чем вовремя. Благодаря её появлению меня не успели снять с работы за самоуправство. Правление Госбанка СССР обсудило и одобрило статью, где я обосновывал необходимость ликвидации десятков тысяч агентств и укрупнения касс. Особенно мои предложения пришлись по душе возглавлявшему тогда Российскую контору Госбанка М.С. Зотову. Он прочитал статью и сказал: «Это тот человек, который мне нужен». Я думаю, что если бы та коллегия не совершила крутой поворот в политике руководства Госбанка относительно сберкасс, сегодня не было бы Сберегательного банка. В результате, когда мои предложения одобрили, за 1964-1966 годы было закрыто только в Москве 228 мини-сберкасс (а по стране - более 26 тыс.), это более 40% действующей сети. А совокупный остаток вкладов по всем закрытым сберкассам составлял всего около 3,7% от общего остатка вкладов по городу! В 1963 году при объёме работ в 36,5 млн. операций в сберкассах была получена 441 жалоба. А в 1966 году было совершено более 78 млн. операций, а жалоб всего 163! Я потом об этом писал в статье «Развитие сберегательных касс в крупных городах», в 1967 году. Зотову эта статья тоже понравилась и меня в мае 1968 года назначили начальником российского управления гострудсберкасс и госкредита. - Оставался один шаг до Сбербанка… - Да. В 1972 году союзное управление гострудсберкасс и госкредита посетил А.Н. Косыгин. Он спросил: «Причём тут госкредиты? Разве сберкассы занимаются кредитованием?» (до него такой же вопрос мне задавал Зотов, совершенно справедливо указывая, что госкредитами занимается его Стройбанк). Вскоре появилось постановление Совмина СССР о преобразовании Главного управления гострудсберкасс и госкредита СССР в управление Государственных трудовых сберегательных касс СССР, общее руководство которым было возложено на Госбанк СССР. Управление гострудсберкасс и госкредита РСФСР стало называться Российским республиканским управлением Гострудсберкасс СССР. - И именно оно пыталось реализовать первый «зарплатный проект» в стране… - В середине 80-х годов ЦК КПСС и руководство Госбанка поставило задачу - выдавать зарплаты людям через сберкассы. По замыслу авторов идеи, таким образом решались проблемы денежного обращения, а все временно свободные денежные средства оставались бы в руках государства. Исходили из того, что работник не будет тратить всю зарплату сразу, а станет забирать лишь ту её часть, которая нужна ему в данный момент. На практике этого не получилось. Все деньги трудящиеся забирали сразу - кому охота лишний раз стоять в очереди, зато обслуживание вкладчиков резко ухудшилось. Да и предприятия шли на эксперимент с нежеланием и широкого распространения он не получил. Причина была в первую очередь в том, что всё делалось фактически вручную. Не хватало производственных площадей, счётно-вычислительной техники, кадров. Поступало много жалоб на то, что люди не могут снять со сберкнижки деньги - их просто часто не было в кассах. Тогда работа в сберкассах стала непрестижной, зарплаты оставались мизерными. Из-за нехватки персонала отдельные сберкассы закрывались под надуманными предлогами. Приходят люди, чтобы оплатить счета, и упираются в закрытую дверь, на которой листок с надписью: «Закрыто на ремонт». В Москве, Ленинграде и некоторых других крупных городах граждане с трудом находили сберкассу, где можно было заплатить за коммунальные услуги. Моссовет и Ленгорсовет принимали решения о направлении на работу в сберкассы привлеченных из других мест проживания, так называемых «лимитчиков». А я в 1986 году получил единственный в своей жизни выговор - «за недостатки в обслуживании населения вследствие неудовлетворительной работы сберегательных касс». Объявил его В.В. Деменцев, в 1986 году всего на один год ставший председателем правления Госбанка СССР. Он даже подготовил приказ о снятии меня с работы, но на помощь снова пришёл Зотов, дело закончилось строгим выговором. А все наши предложения о введении новых форм оплаты труда не находили поддержки правления Гострудсберкасс СССР во главе с П.В. Рындиным. За время его руководства ничего существенного для сберегательного дела сделано не было. Не мог я принять и его стиль работы. Я уважал твёрдость и принципиальность бывшего председателя Гострудсберкасс Четверикова. Помню, однажды его пригласил один из заместителей председателя правления Госбанка СССР. Назначил встречу на 12.00. Он взял меня с собой. Мы вошли в приёмную без трех минут двенадцать. Секретарша доложила своему шефу, что мы пришли. Тот сказал, чтобы мы подождали. Сидим, ждем. Пробило двенадцать. Через три минуты, в 12.03, Четвериков поднялся, сказал секретарше: «Всего доброго», и мы ушли. Он уважал себя и не позволял, чтобы его заставляли впустую сидеть в приёмной даже самое высокое начальство… Ситуация стала меняться к лучшему только во второй половине 80-х годов, когда на смену Рындину пришёл Александр Степанович Бурков. Он начал вводить элементы хозрасчёта, система сберегательных касс начала оживать. А в 1987 году июньский пленум ЦК КПСС дал толчок банковской реформе 1988 года. Были созданы четыре специализированных банка по обслуживанию населения и юридических лиц - Агропромбанк, Промстройбанк, Жилсоцбанк и Сбербанк. И поскольку Сбербанк создавался на основе системы Государственных трудовых сберегательных касс, возглавить его поручили Буркову. Именно под его руководством в мае 1989 года банк начал выпускать пластиковые карты, а сам Бурков получил первую такую карту. - Можно сказать, что тогда и родился на месте сберкасс настоящий банк? - Говоря откровенно, полноценным банком Сбербанк СССР тогда можно было назвать с большой натяжкой. У него не было даже своих денег. Тогда какой это банк? Банк - прежде всего кредитное учреждение, а Сбербанк изначально лишили возможности заниматься кредитованием. Но руководящие товарищи с этим мирились. …В 1988 году меня назначили председателем Российского банка Сбербанка СССР. А за 25 лет руководства сберкассами я убедился, что будущее самостоятельное существование возможно только при наличии прочной материально-технической основы, механизации и автоматизации операционных и учётных работ. И мы стали расширять сферу деятельности, внедряя всё новые и новые банковские услуги. В результате удалось создать фундамент, опираясь на который, мы смогли преобразовать Гострудсберкассы в Акционерный коммерческий Сберегательный банк Российской Федерации. Большая работа по превращению сберкасс в банк проводилась и в регионах. Здесь хотелось бы выделить председателя Московского банка Сбербанка России Г.В. Солдатенкова. Банк под его руководством стал настоящим первопроходцем в освоении новых банковских продуктов. Кстати, своим назначением на должность Солдатенков обязан мне. После смерти начальника городского управления гострудсберкасс Демченко на его должность назначили выходца из системы народного контроля Демичева, которого мы с трудом отправили на пенсию. Но перед уходом он стал продавливать на своё место кандидатуру приятеля из народного контроля. В это время на моём горизонте появился заместитель председателя одного из райисполкомов Солдатенков. Как я уже говорил, у меня был принцип - руководящие должности должны занимать выходцы из властных структур. Они способны пробивать важные вопросы. Узнав, что вопрос о назначении практически решен, я обратился к заведующему организационно-массовым отделом горкома партии. Объяснил ситуацию. Мол, есть профессионал, а назначают дилетанта. Знакомый тут же соединился со своим заместителем: «Как же так, ты каждый день звонил мне домой по разным делам, а о самом главном не сказал». И настоял на назначении Солдатенкова. - А где тогда размещался Сбербанк? - С офисом – отдельная история. Сначала союзная и республиканская конторы Сбербанка занимали помещения в здании Промстройбанка на Тверском бульваре в доме № 13. Когда в 1973 году М.С. Зотов возглавил Стройбанк СССР, он присоединил к своим владениям соседнее здание поликлиники и полностью его перестроил. Но при реконструкции с его фасада исчез небольшой балкон. А поскольку дом был дореволюционный, защитники московской старины настучали Гришину. Тот спросил Зотова: «Где балкон?» Михаил Семёнович тут же пообещал восстановить дом и сделать всё «как было». Послал сотрудников в архивы, они долго искали план дома, всё перерыли, наконец, всё-таки нашли. Вскоре балкон красовался на своём месте… Когда Зотов в 1988 году стал председателем Промстройбанка, он распорядился, чтобы Сбербанк России искал себе другое помещение. Тогда нам дали помещение в только что построенном доме на Селезневке. Там было попросторнее, но всё равно тесно. Кстати, когда начали искать помещения для отделений новых спецбанков, в Моссовете собрали совещание. Пригласили руководство Жилсоцбанка, Промстройбанка и Агропромбанка. Мне ничего о встрече не сказали. Я возмутился и пришёл на совещание без приглашения. Вижу - раздают здания: «Жилсоцбанку - то, Агропрому - это. Всё, вопрос закрыт». Тут встаю я: «Как это закрыт? А Сбербанку?» «Так у вас же есть помещение», - удивлённо заявляют мне. Я объяснил, что мы расширяемся, катастрофически не хватает места и нам нужно еще и то здание, что стоит в нашем дворе. В Моссовете согласились: «Дадим, если только оно принадлежит не КГБ; с ними мы бы не хотели связываться». Принимают решение, и вскоре выясняется, что, как назло, именно КГБ оно и принадлежит. Точнее, там располагается строительная контора, у которой с КГБ договор. Несмотря на это мы всё-таки решили на это здание претендовать. Во время хождений по инстанциям выяснилось, что КГБ недовольно работой этой конторы, поэтому руководство органов не стало заступаться за строителей. И, в конце концов, мы это здание получили. …А вот решение о строительстве нынешнего офиса на улице Вавилова принимал я, но строил его сменивший меня Яшин. Олег Владимирович смотрел дальше меня и лучше определил перспективу развития Сбербанка. Конечно, аппетит приходит во время еды. Я построил бы здание скромнее, пожалел бы деньги. Зато мне удалось выбить у Лужкова участок - хотя мэр меня и обманул. Я не соглашался на это место, потому что там рядом постоянно дымит ТЭЦ. Лужков клятвенно заверил: «Павел Иванович, ТЭЦ по плану через четыре года отсюда выведем». Я согласился. Само собой, ТЭЦ и поныне там, и переносить её никто уже не думает. Получили участок мы не бесплатно - за него банк выделил мэрии Москвы 2 млрд. рублей - официально, в порядке шефской помощи. Пока шла стройка, Яшину все кому не лень пеняли: «Зачем тебе такой огромный домище?» Но он строил с учётом пятикратного увеличения аппарата по сравнению с тем, что был и не ошибся. Когда здание запустили, в нём ещё были свободные помещения. А сейчас площадей в небоскребе уже не хватает. Более того, с тех пор купили ещё два здания и заполнили их… - Эмблема Сбербанка тоже при вас появилась? - Мы объявили открытый конкурс и на нас обрушилась лавина эскизов. Большинство напоминало навороченные геральдические гербы. Я предложил взять пример с зарубежных банков с их лаконичными эмблемами. Мы отбраковали всё вычурное, перегруженное и оставили три эскиза. Одним из них было графическое изображение кошелька. Его прислала какая-то девочка. На нём и остановились. - Вернемся к истории. Итак, в начале 90-х Сбербанк стал самостоятельным… - Если бы все так просто! В 1990 году на пост председателя правления Сбербанка СССР пришел бывший работник аппарата ЦК КПСС В.А. Хоркин. Чтобы крепче «привязать» Сбербанк к Госбанку, его назначили и первым заместителем председателя правления Госбанка СССР. Но, преследуя ту же цель, председатель ЦБ РФ Г.Г. Матюхин ввёл правило, что все руководители Сбербанка были членами правления ЦБ. И вот постановлением Верховного Совета РСФСР от 13 июля 1990 года бывший Российский республиканский банк Сбербанка СССР перешёл в собственность Российской Федерации. Наконец открылась долгожданная возможность выйти из-под опеки Госбанка СССР и стать полноценным коммерческим банком. Хотя об этой идее никто из вышестоящего руководства даже слышать не хотел. В Госбанке привыкли, что мы всегда исправно собираем для них деньги, и постоянно внушали нам: «Не лезьте в кредитование, это наша прерогатива, оставайтесь под нами». Ещё бы, кому охота выпускать из рук такой лакомый кусок. Правление Сбербанка СССР во главе с Хоркиным тоже встретило предложение об акционировании в штыки. Если банком будут управлять акционеры, придется считаться с их мнением. Такого они не могли даже представить. Помню, когда мы приехали в Каир на сессию Всемирного института сберегательных банков (WSBI - World Savings Banks Institute), где решался вопрос о нашем членстве в этой организации, против нас развязали настоящую информационную войну. Приехавшие с нами представители Сбербанка СССР всячески отговаривали руководство WSBI принимать нас в свои ряды. Доказывали, что Сбербанк - часть Госбанка, поэтому не может выступать от своего имени и иметь право голоса. Нам помогло то, что в WSBI большим авторитетом пользуются немцы. Я был неплохо знаком с руководителем шпаркасс ФРГ. Объяснил ему, что в Госбанке сидят консерваторы, которые недовольны происходящими в России переменами. Он спросил: «Нас интересует, кто будет платить взносы». Я ответил, что мы, Сбербанк РСФСР, поскольку в Госбанке на это нет денег. И нас без лишних разговоров приняли в WSBI. А в марте 1991 года на базе российского республиканского банка Сбербанка СССР наконец учредили Сберегательный банк РФ. Я стал первым председателем его правления. Мы с замами начали с того, что решили написать устав будущего банка. Ездили по разным странам, смотрели разные документы. Выбирали из них всё, что нам подходило. Наконец составили первоначальный, черновой вариант. Отдали его председателю Центробанка России Матюхину. В ответ на свои 30 страниц получили 50 страниц замечаний. Практически все касались проблемы самостоятельности. Неслучайно регистрационный номер Сбербанка не первый, не второй и даже не десятый, а 1421. Так долго длилось противостояние, шла борьба аппарата ЦБ и правления Сбербанка. Поэтому все завоевания добивались мелкими движениями. Хотя я, как и мои коллеги из Агропромбанка, Жилсоцбанка и Промстройбанка, был членом коллегии Банка России. Затем нужно было напечатать бланки акций. Целый детектив! Я отправился в Финляндию - якобы в туристическую поездку. Зашёл в наше посольство и попросил порекомендовать типографию. Договорился с её хозяевами, напечатал бланки. Затем тайком, на свой страх и риск, без декларации перевёз их в бауле через границу. К счастью, операция прошла удачно, меня не проверяли. Акции мы распространяли без всякой системы. В основном по знакомым. Стоили они дешево. Системы распределения не было никакой, да никому они казались ненужными. Когда банк стал выдавать кредиты, мы ставили условие: «Дадим, если купите акции». Приходилось их навязывать - в том числе сотрудникам. Зачастую выдавали их в виде премии. Народ возмущался, потому что предпочитал получить деньги, но потом, когда акции резко возросли в цене и все акционеры разбогатели, а члены правления и начальники управлений просто стали миллионерами, никто не уже не жаловался. Всего выпустили 180 тысяч обыкновенных и миллион привилегированных. На 10 млрд. рублей. При деноминации они превратились в 10 млн. А в конце концов удалось убедить Матюхина подписать наш первый устав. Происходило это так. Георгий Гаврилович придумывал разные предлоги - лишь бы отказать. Наконец сказал в раздражении: «Оставьте один экземпляр, и прекратите меня беспокоить - ждите решения». Тогда действовало положение, обязывающее в течение двух месяцев решать вопрос о регистрации предприятия или учреждения. Проходит два месяца. В шесть часов вечера я позвонил в ЦБ: «Матюхин на месте?» Отвечают: «На месте». Прошу: «Соедините, пожалуйста». Предупреждаю Георгия Гавриловича: «Сейчас подъеду». Он забеспокоился: «Я собираюсь уходить, давайте встретимся завтра утром». Я настаивал: «Это очень важно». Приезжаю и говорю: «Подписывайте устав». Он возмутился: «Да ты что!» Вызвал юриста. Я спокойно объяснил: «Ребята, вы же нарушаете закон. Сегодня в полночь истекает двухмесячный срок рассмотрения поданных документов. Так что вы обязаны немедленно их подписать». Юрист на дыбы: «Вы же не учли ни одного нашего замечания». Тогда я предложил компромисс: «Что вы переживаете? Подписывайте. У нас скоро акционерное собрание. Там мы и внесём изменения, отдадим вам 51% акций, а пока нам надо работать и регистрироваться». «Слушай, - обратился Матюхин к юристу, - он прав. Я подпишу, а на собрании мы всё поправим». Подписал. Однако юрист визу всё-таки не поставил. Правда, Матюхин денег тоже не внёс, поэтому сменивший его в июле 1992 года В.В. Геращенко свои 51% не получил… Первое в истории собрание акционеров Сбербанка России назначили на 22 марта 1991 года. Даже сегодня, спустя 10 лет, проведение мероприятия такого масштабного - дело невероятно хлопотное. А в те три с половиной месяца, что были отпущены для подготовки первого собрания, на нас обрушилась лавина незнакомых забот. В назначенный день и час в конференц-зале гостиницы «Орленок» собрались учредители и акционеры - в основном сотрудники банка и его территориальных отделений. Все сбербанки были акционерами в обязательном порядке. Конечно, волнений было много, но обошлось без накладок и сбоев. А после собрания спрос на акции резко вырос. Их стали охотнее приобретать. Однако, несмотря на успехи российского Сбербанка, ЦБ и его региональные конторы по-прежнему отказывались признавать нашу самостоятельность. К тому же в то время я поднял уровень зарплаты сотрудникам Сбербанка настолько, что она была выше, чем в системе ЦБ. Этого мне простить не могли, на совещании в Твери Матюхин даже в ярости стукнул кулаком по столу и закричал: «Немедленно замолчи». Дал понять, что он здесь хозяин, и его слово - закон. Правда, вечером мы собрались за дружеским столом. Матюхин сидел грустный. Сказал примирительно: «Не сердись. Как я должен был поступить, если всё собрание возмутилось. Поддержать тебя?» А на следующий день мы узнали, что его сняли с работы… Так что помощников в работе по организации Сбербанка России у нас не было вообще. Поэтому то, что мы победили и стали акционерным банком, считаю главной заслугой своей жизни. - Почему же все-таки ЦБ стал главным акционером Сбербанка? - При мне доля ЦБ в акциях Сбербанка была менее 50%. Сейчас у ЦБ - 60%. Я неоднократно уговаривал Геращенко не брать контрольный пакет акций банка, объяснял, что никто из моих мелких вкладчиков не будет выступать против политики ЦБ. «Вам отлично известно, - доказывал я, - что ни у кого из наших акционеров нет даже 1%. В мировой практике, которую вы знаете лучше меня, это означает, что в такой ситуации акционер с 25–30% обладает фактически управляющим пакетом акций. Вам их хватит, чтобы нами руководить» «Мы же за вас отвечаем, - настаивал Геращенко, - поэтому должны определять политику». «А в чём заключается ваша ответственность?» - недоумевал я. «Обеспечиваем государственную гарантию» - отвечал председатель ЦБ. В действительности гарантию государства в те годы опрометчиво продекларировали, но механизма её действия так и не разработали. Сегодня все гарантии вообще сняли. Сбербанк - точно такой же участник системы страхования вкладов, как и другие банки. - Уходя из-под союзного Сбербанка, вы столкнулись и с зеркальной ситуацией, во время пресловутого «парада суверенитетов»… - Да, в начале 90-х годов возникли проблемы и в связи с «парадом суверенитетов» республик России. Сбербанк пытались разорвать на части. Объявили о желании создать свои самостоятельные банки Чечня, Якутия, Татарстан, Калмыкия, Москва и некоторые другие регионы. Одним из первых мне позвонил Джохар Дудаев. Заявил, что на следующей неделе посылает ко мне своего представителя, чтобы оформить документы о создании самостоятельного сбербанка Чечни. Он даже не просил, не предлагал, а безапелляционно решал. Я ответил: «Почему на следующей неделе? Присылайте прямо сейчас. Чем быстрее, тем лучше. С удовольствием подпишу любые бумаги». Моё быстрое согласие стало для него неожиданностью. До сих пор ему приходилось выбивать каждое согласие, а тут я сам тороплю события. И он спросил, почему я так легко соглашаюсь. «Ваши люди получают российские деньги, которых у нас самих не хватает, - объяснил я. - Если вы возьмете на себя обязанность самостоятельно выплачивать деньги по вкладам, рассчитываться по внутреннему займу и другим обязательствам, мы на этом сильно сэкономим». Дудаев даже не сказал до свидания. Молча бросил трубку. Знал, что денег у него в банке нет. Так что перед первой чеченской войной Сбербанк оставался единственным и последним российским учреждением на территории республики. Похожие разговоры приходилось вести с руководителями других регионов. Президент Якутии Николаев тоже сообщил, что решил отделиться и открыть свой самостоятельный сбербанк. Я сделал вид, что вздохнул с облегчением: «Наконец-то. Давайте оформим документы как можно быстрее». Михаил Ефимович тоже пришёл в замешательство. Помолчал, потом спросил меня: «Почему вы торопитесь?» Я объяснил, что когда создавался банк, государство раздавало работающим на БАМе и в районах Крайнего Севера автомобильные сертификаты. А мы автомобили выдать сейчас не можем. Буду рад, если избавите меня от этой головной боли, и заберете эту проблему себе и выдадите автомобили всем, кому обещано. «К тому же, - говорю, - у вас в Якутии никогда не бывает наличных денег. Все владельцы наших аккредитивов, облигаций 3%-го займа и некоторые другие обязательства, которые признают на всей территории России, едут обналичивать их к нам. Теперь будете разбираться с ними сами. Не иначе как придется выпускать собственные деньги». Больше Николаев тоже не звонил. А вот с Татарстаном нашли компромиссное решение. Татарский общественный центр (ТОЦ) заявили, что республике не нужен никакой российский Сбербанк. Однако с президентом Татарии у нас сложились теплые дружеские отношения, когда он ещё был председателем совета министров. С Минтимером Шариповичем мы нашли решение: татарское республиканское отделение Сбербанка России назвали Банком «Татарстан». Кстати, когда три назад в Татарстан ездила заместитель Казьмина Алла Алёшкина. Шаймиев попросил её: «Возьмите с собой Павла Ивановича. С удовольствием бы с ним пообщался». Увидев, что в Казани меня встречали более тепло и радушно, чем её, Алёшкина почему-то обиделась на меня… В общем, в итоге нам удалось сохранить полную централизацию, не сделав региональным отделениям ни одной юридической и практической уступки. Кстати, на всем постсоветском пространстве только Сбербанк России выстоял в конкурентной борьбе, окреп и получил мощное развитие. Сбербанки во всех других 14 образовавшихся независимых государствах либо полностью развалились и исчезли, либо играют незаметную роль в жизни общества. Да и в России созданные системы спецбанков - Промстройбанк, Жилсоцбанк - рассыпались на мелкие и средние региональные банки. - Да, это нельзя не признать… - Кстати, когда Сбербанк стал самостоятельным и смог распоряжаться своими ресурсами, я каждый квартал с учётом инфляции пересматривал зарплату сотрудникам всей системы. Причём по всей цепочке от президента и вплоть до уборщицы. Когда же в Сбербанк пришёл Казьмин, он редко увязывал инфляцию и зарплату рядовых сотрудников. Зато ввёл систему премий для начальников. О себе, конечно, не забывал. Зарплата руководителей банка стала самой страшной «военной» тайной Сбербанка. У меня же мозги работали по-старому, по-советски. Например, я возмутился, когда предложили платить проценты по принципу, чем больше вклад, тем выше процент. Получалось, что богатые будут получать большие проценты, а бедные меньшие. У меня по этому поводу даже возник конфликт со своими единомышленниками. Они меня убеждали: «Причём тут справедливость. Наша задача - привлекать вкладчиков». Видимо, здесь я был неправ, сказывалось советское воспитание, с трудом, но я согласился с этим предложением… Я рад, что рядом со мной работали такие люди, как О.В. Яшин, А.В. Барабаш, Г.В. Солдатенков и В.И. Муравлёв. Хорошо себя проявили и большинство региональных руководителей отделений банка. 20 мая 1992 года очередное годовое собрание акционеров Сбербанка России отметило, что банк активно инвестирует свои средства в развитие рыночного сектора экономики. Своим капиталом участвует в деятельности почти 400 коммерческих банков, страховых и финансовых компаний, торговых домов, инвестиционных фондов, брокерских фирм, совместных предприятий и акционерных обществ промышленности и жилищного строительства. Показатели, которых достиг Сбербанк России на пути коммерциализации своей деятельности (надо сказать, конкуренция в банковской сфере в первые годы была неистовой), позволили мне заключить свой доклад на собрании словами: «Сберегательный банк - крупнейший в банковской системе Российской Федерации. Это - банк, который может всё». И, знаете, аналогичных сберегательных банков, действительно, в мире нет. В Германии сберкассы - очень мощные и богатые, но действуют они в рамках своего района, округа. В США тоже сбербанки территориальные. Во всех странах сберегательные банки ограничены территорией и выполняемыми ими функции… - И все же вскоре после этого вы покинули Сбербанк… - Да, к весне 1993 года Виктору Владимировичу Геращенко окончательно надоела моя политика, направленная на расширение самостоятельности Сбербанка, и он добился, что меня сняли с должности. Правление Госбанка голосовало за моё освобождение. Однако моё мнение о том, кто должен возглавлять Сбербанк после моей отставки, не совпало с мнением Геращенко. Я выдвинул кандидатуру своего первого заместителя Яшина. Геращенко же планировал посадить в моё кресло удобного ему человека. Мне позвонил первый заместитель Геращенко и рассказал, к чему я должен быть готов. В день собрания, с утра пораньше я приехал в ЦБ и направился прямо в кабинет Геращенко. Я - человек дисциплинированный, но на этот раз проигнорировал просьбу секретаря подождать, пока председатель освободится, и решительно вошёл. Геращенко беседовал на английском языке с каким-то иностранцем. Увидев меня, спросил: «Что-то срочное? Можешь потерпеть?» Я ответил отрицательно. Тогда Геращенко поспешил попрощаться с гостем, пригласил садиться. «Хотите назначить своего человека?» - спросил я. «Да», - ответил Виктор Владимирович. Я стал убеждать Геращенко: «Чем Яшин хуже? Ваш кандидат не разбирается в сберегательном деле». «Но он банкир», - усмехнулся Геращенко. «Какой там банкир, - парировал я. - В СССР не могло быть банкиров, потому что не было банков. Была система распределения». Мы ещё немного поспорили. В конце концов, я привёл последний аргумент: «У вас нет контрольного пакета акций». «Почему?», - удивился Геращенко. «Центральный банк перечислил не все деньги за акции». Геращенко расстроился: «Почему вы мне об этом только сегодня сказали?» Я ответил: «Я неоднократно просил об этом Центробанк». Принесли письмо, Геращенко прочёл его. «Я этого письма не видел», - удивился он и, вызвав своего первого заместителя А.В. Войлукова, предупредил его: «Всё, пора ехать на собрание». Хотя я приехал на своей машине, он предложил мне ехать вместе. Сели в его машину. За всю дорогу до Колонного зала, где проходило собрание акционеров Сбербанка, Геращенко не проронил ни слова. Я сидел и обдумывал, как буду действовать. Однако мне ничего не пришлось предпринимать. На собрании Геращенко о чём-то пошептался с Войлуковым и в результате сам поддержал кандидатуру Яшина. А после этого собрания и моего ухода на пенсию Геращенко не только внёс все необходимые деньги за акции, но и резко увеличил долю ЦБ в акционерном капитале Сбербанка. А в 1995 году новый глава ЦБ С.К. Дубинин предпринял новые шаги, направленные на ограничение самостоятельности Сбербанка. В январе 1996 года Яшина отправили в отставку, а на пост президента - председателя правления Сбербанка России был избран Казьмин, до этого трудившийся заместителем министра финансов… Оглядываясь назад и видя, каким сегодня стал Сбербанк России, я испытываю чувство гордости и благодарности к людям, работавшим вместе со мной! http://bankir.ru/publication/article/4130410
|
